"Сильфида" почистила крылышки

На сцене Большого театра "Сильфида" Августа Бурнонвиля в постановке датчанина Йохана Кобборга сменила "Сильфиду" Августа Бурнонвиля в постановке Олега Виноградова. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА сочла, что генеральная чистка не повредила стариннейшему спектаклю в балетной истории.

"Сильфида", поставленная в Большом в 1994 году, все это время не сходила с афиши и сыграла важную роль в облагораживании театрального репертуара в целом и московских балерин в частности. Однако со временем полученная "из третьих рук" "Сильфида" совсем обрусела: московские артисты танцевали не столько датскую классику, сколько свое представление о балетном романтизме. Понятно, что нынешнему худруку Алексею Ратманскому, половину своей карьеры танцовщика проработавшему в Датском королевском балете, все эти "интерпретации" резали глаз. И когда его бывший коллега-датчанин, ныне премьер Королевского балета Великобритании Йохан Кобборг успешно показал в Лондоне свою версию "Сильфиды", его пригласили освежить и московскую. "Сильфида" — первенец романтического балета, поставленный хореографом Филиппом Тальони в 1832 году для своей дочери Марии.

Четыре года спустя датчанин Август Бурнонвиль поставил в Копенгагене свою версию, заменив музыку и хореографию, но оставив в неприкосновенности сюжет: крестьянин Джеймс, соблазненный сильфидой, бежит за ней в лес, оставив безутешную невесту. Шарф, которым Джеймс пытается поймать крылатое существо, оказывается отравленным — крылышки сильфиды опадают, и она погибает. "Сильфида" Бурнонвиля, в отличие от исчезнувшего балета Тальони, никогда не покидала сцены Датского королевского балета, а потому сохранилась в отличном состоянии. Йохан Кобборг — 29-й исполнитель роли Джеймса с 1836 года, первым был сам хореограф Бурнонвиль.

Современные постановки "Сильфиды" отличаются лишь незначительными разночтениями. В Большом работала вся лондонская команда. Многоопытный художник Питер Фармер, на счету которого около трехсот постановок, более всего боялся превратить балетную Шотландию в туристический постер. В его спектакле преобладают коричневато-серые "реалистические" тона: тщательно выписанный на заднике лес смахивает на пейзаж Рейсдаля, увеличенный до циклопических размеров; килты и платья персонажей словно взяты со съемок исторического фильма, и лишь воздушные платьица сильфид выглядят лучом света в этом мрачноватом, но уютном мире. Йохан Кобборг отнюдь не стремился ниспровергать традиции: в его версии лишь три новых хореографических фрагмента (благо некий датский музыковед обнаружил потерянные страницы партитуры с пометками самого Бурнонвиля). Основные изменения коснулись пантомимы, стилистики танца и режиссерской концепции. В пантомиме датчанину удалось искоренить вековые штампы русского балетного актерства — смачного, утрированного, рассчитанного скорее не на партнеров, а на зрителей галерки — так успешно, что двое "друзей Джеймса", играющих по старинке, торчат в спектакле как бельмо на глазу. Датский акцент проявился и в танце. Труппа уловила труднодоступный шик бурнонвилевской школы, требующий, чтобы труднейшие движения исполнялись как бы "между прочим" — будто исполнитель сам не ведает, что творят его ноги (что в корне отличается от русской традиции, властно выделяющей кульминационные па).

Образцово датским выглядело pas de six первого акта — молодежь театра выстригала виртуознейшие антраша, сохраняя полнейшую непринужденность. С концепцией же спектакля, согласно которой сильфида не автономно существующий дух, но мистическое озарение Джеймса, влекущее героя прочь от приземленной обыденности, Йохан Кобборг намудрил: собственную актерскую трактовку он распространил на весь балет. Спору нет: когда блистательный Кобборг в старой постановке Большого играл Джеймса с психологической изощренностью актеров бергмановского кинематографа, казалось, что все остальное, включая деятельную героиню, не более чем плод его воспаленного сознания. Теперь же на ключевых ролях оказались столь незаурядные персонажи, что романтический мир "Сильфиды" прямо-таки затрещал от многообразия смыслов.

Колдунья Мэдж, мерзкая старуха, изготовившая ядовитый шарф, в новой версии превратилась в роскошную моложавую стерву (Ирина Зиброва) с буйной копной рыжих волос и "сильфидной" юбкой под простонародным платьем — то ли оборотная сторона прекрасной мечты, то ли ревнивая соперница. Все возможно, учитывая ту чисто женскую ярость, с которой она преследует героя. А дубоватый Гурн, всеми способами домогающийся невесты Джеймса, у Дениса Савина стал очаровательным парнишкой — наивным, смешным и действительно достойным любви брошенной Эффи. Роль Джеймса досталась Вячеславу Лопатину, превосходному солисту с отнюдь не премьерской внешностью. Невысокий, большеголовый, импульсивный, он честно сыграл "по Кобборгу" — и неприятие патриархального домашнего мира, и околдованность сильфидой, и даже убедительное помешательство в финале. Танцевал же и вовсе безукоризненно: крупные, стремительные заноски, безупречные позиции, непринужденные руки, двойные туры не только вправо, но и влево (чем русские танцовщики традиционно пренебрегают). Однако переиграть-перетанцевать партнершу ему не удалось. Наталья Осипова — исключительная сильфида.

Юная балерина не может похвастаться романтическим обликом — ничего "прозрачно-тальониевского", отрешенно-неземного нет в этой непосредственной девчушке с крупноватой стопой. Но все книжно-гравюрные образы забываются при первом же ее полете. У Натальи Осиповой действительно феноменальный (вероятно, лучший в мире) прыжок, его высота и протяженность воздействуют подобно трюку: зритель рефлекторно хлопает, как при взятии рекорда. В "Сильфиде" этот взрывной прыжок изменился качественно — из элемента танца он превратился в его основное свойство. Балерина парила над сценой будто на страховочной лонже — ни малейшего толчкового усилия, ни намека на сложность приземлений.

Жизнерадостная танцовщица, коронной ролью которой до сих пор считалась Китри из "Дон Кихота", преобразилась до неузнаваемости — кроткие позы, полные беззащитной женственности, мягкие чувствительные руки, гибкое невесомое тельце. Природный темперамент прорвался лишь в финале — бесплотная сильфида, обняв Джеймса с пылом несостоявшейся любовницы, ушла из жизни с отчаянием самоубийцы Джульетты. Новая "Сильфида", конечно, очаровательна. Курсы датского языка, пройденные Большим театром, бесспорно полезны. Целый букет свежеподготовленных сильфид и Джеймсов сулит балетоманские радости. И все же обидно: наше собственное классическое наследие пребывает на этой же сцене в куда более запущенном состоянии, чем датское. Хотя, конечно, подвергать ревизии или хотя бы генеральной уборке национальные святыни — затея куда более нервная и опасная.  

Источник: "Коммерсантъ", 22 февраля 2008 год