Для слез с оркестром

Премьера оперы «Травиата» прошла на основной сцене Большого театра. Ее поставила американский режиссер Франческа Замбелло, версия которой — одиннадцатая постановка шедевра Верди в истории театра. Верди написал оперу по сюжету романа и пьесы Александра Дюма-сына «Дама с камелиями», в основе которых реальная связь писателя со знаменитой парижской куртизанкой Мари Дюплесси.

Премьера прошла в 1853 году. С тех пор в мире найдет мало опер популярнее этой. История падшей женщины, которая позволила себе бескорыстно полюбить и поплатилась за это смертью, вдохновила композитора на, безо всякой иронии, душераздирающую музыку. Постановочная команда новой «Травиаты» воплотила витающие в воздухе пожелания московской публики. Она, публика, гневалась на некоторые прежние премьеры Большого, те постановки называли недостойными великой сцены экспериментами в «оплоте традиций». А здесь, на «Травиате», просто идиллия.

Замбелло изначально делала беспроигрышный вариант — нарядный, всем доступный спектакль, который долго будет в репертуаре. Почти никакого переноса действия: все одеты в костюмы конца XIX столетия. Никакой экзотики в сценографии: на сцене то бал, то больница для бедных, причем одно сменяет другое на наших глазах. Вот первая мизансцена: полукруглый, застекленный сзади зал, за ним белые вертикальные панели, на сцене колонны, между которыми стоит кровать, на ней лежит умирающая Виолетта. Вдруг дама соскакивает, срывает больничный халат, под которым надето бальное платье, колонны резко идут вверх, а панели оборачиваются другой стороной, образуя стену богатого особняка с виньетками. Тут же выносят огромные столы с деликатесами и золотые подсвечники. Потом больница быстро вернется обратно. Это главный режиссерский прием: героиня на пороге кончины вспоминает прошлую жизнь.

Театр не поскупился на создание великолепного зрелища. В сценах сельской идиллии будут прогуливать породистых борзых, садовник — работать среди обширных красных клумб, сгребая в кучу осенние листья под сенью огромного дерева, а персонажи — приезжать и уезжать в шарабане, запряженном живой лошадью. Дирижер Лоран Кампеллоне, что называется, растворился в певцах: оркестр большей частью играл медленно и тихо, так что голоса солистов были слышны более чем отчетливо. Это концептуальный дирижерский ход: так подчеркивается камерность оперы. В случае Альфреда ход не радовал: исполнитель, тенор Евгений Ноговицын из Молодежной оперной программы ГАБТа, имел вокальные проблемы, особенно в низах. Зато его отец Жорж в исполнении Игоря Головатенко (превосходный баритон из «Новой оперы») радовал насыщенным ровным пением, иногда, правда, слишком ровным по линии эмоций.

И солистка ГАБТа, сопрано Венера Гимадиева (Виолетта), была на высоте. Облик — как по строкам романа Дюма: «лицо серьезное, улыбка значительная, не то кокотка, не то герцогиня», «ей хотелось быть любимой — ей говорили, что она хороша». Сильный голос полон нюансов страсти и колоратур, написанных Верди. Видно, что с исполнителями работали много и тщательно. Они органично чувствуют себя в реалистической игре как бы «по системе Станиславского»: закатывают к небу глаза, нервно пишут письма, ловко открывают шампанское… Вот только сверхзадача (термин того же Станиславского) этой постановки все равно неясна. Перед премьерой Замбелло много рассуждала про злободневную актуальность «Травиаты»: мол, там и классовое расслоение, и образ жизни в стиле «пир во время чумы», и притеснение женщин бессердечным обществом.

Говорилось и о современной Москве: «Высокая мода, невероятные богатства. Откуда все эти хорошо одетые девочки с деньгами на Тверской? На таких высоких каблуках можно делать только определенные вещи». Все эти лево-феминистские заявления на сцене не воплощены никак, а выбранный режиссером путь костюмной оперы дает сопряжению с современностью мало шансов. Нет, сопряжение, конечно, есть, но в небуквальном смысле: на сцене действуют люди, а их страсти всегда и во все времена похожи. Протест тоже есть, если считать протестом созерцание архетипов человеческой натуры. И да, содержания богачами красоток никто не отменял. Конкретная же картинка спектакля отстраняет актуальность, сводя зрительское восприятие к историческому полотну из музея изящных искусств.

Одновременно режиссер открывает шлюз для усиления картинных мелодраматических эмоций. Спектакль сделан по принципу «люди хотят красивых мелодий и волнующих историй». Всё рассчитано до мелочей. Наивный реализм постановки подобно идущим в ГАБТе советским версиям «Иоланты», «Тоски» или «Царской невесты» призван умилять. А технологически современный дизайн оформления не даст этой «Травиате» прослыть «нафталином». Виолетту Валери очень жалко. Альфреда Жермона тоже. И даже Жермона-старшего, сперва жестокого, потом раскаявшегося. Но причем тут озвученная Замбелло «опера о том, что женщина делает в этом мире»? Так можно было сказать в момент премьеры «Травиаты», когда на сцене появились современники публики и были воссозданы злободневные реалии времени. Новый спектакль ГАБТа так же актуален, как телесериал про рабыню Изауру. И можно держать пари, что никто из зрителей, утирая слезы после кончины дамы с камелиями, не вспомнил о девочках на московских улицах.

Автор: Кирилл Матвеев

Источник: "Газета.ru"